So tell me where shall I go? To the left, where nothing's right? Or to the right, where nothing's left?
Люблю эту картинку :3
08.01.2012 в 02:49
Пишет Лейтенатор:Название: Солнце
Автор: Лейтенатор
Арт: Koganeiro
Пейринг: Хирако Шинджи\ОЖП, ОМП, Айзен Соуске
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Предупреждение: смерть персонажей
Саммари: "- И давно вы меня подозреваете, тайчо?
- С тех пор, как ты у матери в животе появился"
Количество слов: 1323
Написано на фест Зомби-Грибы
The Sun by *koganeiro on deviantART
читать текст
Когда он думает о ней, перед глазами стоит только солнце.
Оно заливает всё в памяти ослепительным светом. Хирако может разглядеть лишь какие-то обрывки, фрагменты той, прежней, яркой и тёплой жизни.
Высокая трава, нежная рука с таким тонким запястьем, что его можно переломить двумя пальцами. По крайне мере, он боится, что случайно это сделает.
Он всегда знал, что достаточно сильный, но рядом с ней он силен так, как никто иной в мире. Он сильнее всех, реяцу хлещет из него волной, закручивается сверкающим вихрем. Он хотел бы выдумать тысячу новых кидо, чтобы запускать их в воздух, как фейерверки. Чтобы она смотрела на них, а он — на ее освещенную золотистым светом улыбку.
Она вся словно из золота. Он бы поклонялся ей, как божеству на алтаре, но знает, что она рассмеется ему в лицо звонким переливчатым смехом, если он скажет ей об этом. У нее даже смех светится.
Он не умеет смеяться так — получается слишком грубо и громко. Но зато когда молчит, они похожи, словно брат и сестра. Они и росли вместе с детства, глядясь друг в друга, как в зеркало: мягкие светлые локоны, упрямые подбородки, тонкие брови, широкая улыбка. Только глаза у нее глубокие, тёмные, гораздо темнее, чем у Хирако. Он смотрел бы в них вечно, как в ночное небо. Эх, как бы он хотел расцветить его фейерверками. И почему он не умеет выдумывать новые кидо...
Её муж умеет.
Выдумывать кидо. И формулы. И препараты, которые кажутся вязкой тиной.
Он служит в двенадцатом — сосредоточенный, хмурый человек с высоким лбом и тёмными волосами. Она кажется рядом с ним маленькой золотистой птичкой. Цветком на ветке огромного дерева.
Её муж умеет выдумывать.
Иногда он делится своими выдумками с ней. После она приходит к Шинджи, молча берет его за руку и держит так час. Или два. Её муж может выдумать страшные вещи. Но она никогда о них не рассказывает.
Хирако мечтает всадить свой меч ему в горло и посмотреть, что он выдумает на этот раз.
В двенадцатом отряде всегда тихо. Всегда чисто. Стерильно чисто.
Когда вчерашний выпускник Академии Хирако Шинджи заходит туда, ему кажется, что он даже не в больнице. В морге. Здесь стоит такой запах, что ему хочется сблевать прямо на сверкающий пол лаборатории.
Капитан молча принимает из его рук послание от руководства, а затем отсылает небрежным жестом. Хирако хотел бы впиться зубами в эту руку, как пёс. Он бредет в свой отряд и напивается мертвецки.
Утром солнце всё так же восходит, но свет его нестерпимо жарок. До ожогов.
С каждым днем солнце становится всё злее.
Они больше не валяются на лугу, перебирая волосы друг друга и вплетая в них травинки и цветы. Он приходит к ней в дом, только когда муж задерживается в лаборатории. Сидит и мрачно цедит чай из треснувшей чашки с колокольчиком. Это его любимая. Она знает. Она всегда подает ему чай в ней.
- Я его убью, - говорит он и до белизны стискивает пальцы на тонком фарфоре. У чая вкус отчаяния. Мерзкий вкус.
Она вздрагивает и поднимает на него взгляд, смотрит — и на мгновение ему кажется, что он видит ее прежнюю: сердитую, живую, какой она была всего год назад.
- Глупый, - отвечает она тихо и качает головой. - Мальчишка.
- Ты старше меня всего на пять лет! - взвивается он, вскакивает, опрокидывая чайный столик. Чашки с жалобным звоном разбиваются вдребезги. - Я уже закончил Академию, я служу, у меня есть должность! Почему ты не дождалась меня? Почему не сказала мне? Почему, почему, ты же всё время была рядом, почему ты не сказала мне о нем?
- Так решили родители. Я просила их не делать этого. Я плакала. Я угрожала. Иного выхода не было. Ты был... мальчишка. Ты и сейчас еще мальчишка. Не кричи, пожалуйста, - она бледнеет и быстро прижимает руку ко рту.
Хирако мгновенно оказывается возле нее, хватает за плечи, но она выворачивается, стонет сквозь ладонь и выскакивает в сад.
Он стоит, прислонившись к стене, и смотрит, как ее долго, мучительно рвет. Потом отворачивается и уходит.
Солнце больше не ослепляет. Оно едва тлеет, и от него ни горячо, ни холодно.
Он приходит к ней через неделю, измученный яростью, обидой и бессонницей. Она лежит головой у него на коленях, улыбаясь блаженно и устало, а он осторожно гладит ее по волосам. По животу — не решается.
Ему кажется, что внутри нее зреет что-то страшное, отравленное. Она бледнеет с каждым днем, словно это что-то тянет из нее все силы и соки.
Еще через неделю он едва успевает поймать ее, заваливающуюся на бок медленно и страшно. И тогда она говорит ему это.
- Препараты. Он даёт мне препараты.
- Я его убью. Убью! - орет он нечеловеческим голосом.
- Он заботится обо мне. Он говорит, что я слишком слабая. Что вдвоем мы не выживем — или я, или малыш.
- Он травит тебя. Эта тварь тебя...
- Любит. Шинджи. Я прошу тебя. Пожалуйста. Пожалуйста...
Он осторожно укладывает ее на футон.
- Поклянись мне, что от этой отравы не будет вреда.
Она молчит. Хирако бьет кулаком в пол, до крови обдирая костяшки. Она осторожно разжимает его пальцы и целует их — нежно и долго. Как тогда. Давно. Шинджи хочется разреветься, словно ему пять лет и у него только что отобрали любимую игрушку.
Ту лошадку она забрала у мальчишек и вернула ему, утерев слезы широким рукавом, пахнущим чем-то сладким. Хирако закрывает глаза и понимает — больше она ничего не сумеет ему вернуть.
- Он говорит... говорит, это лабораторный образец. Это пойдет ребенку на пользу. Сделает его умным, сильным, красивым.
- Давно ты это принимаешь? Посмотри на себя — ты выглядишь, как будто годишься мне в матери. Ты страшная, как смерть. Твой муж проводит над тобой очередной эксперимент — в этом нет, черт его дери, ни заботы, ни любви. Я не верю, что лекарство тебе помогает. Твой муж врет. Ты мне врешь. Ты!
- Не сердись, пожалуйста. Я сделаю, как лучше.
- Я тебе не верю.
Она улыбается ему ласково. Он выдирает руку из ее пальцев и уходит.
В следующий раз им удается увидеться всего на пару минут. Ее мужа нет дома, а прислуге велено не пускать его под страхом смерти. Кажется, он ломает кому-то челюсть, пока пробирается в ее комнату с боем.
Он не смотрит на спящего в колыбели младенца. Он видит только ее — тонкую руку на смятой простыни, влажные волосы, в которых не осталось ни крупицы золота.
- Зачем ты не послушалась меня... Почему, ну почему, - хрипит он тихо и обреченно.
- Я послушалась, - она осторожно гладит его по волосам. Хирако поднимает на нее безумный взгляд. - Я тебя послушалась. Я перестала принимать эти таблетки. Ты прав. Пусть он вырастет таким, каким должен быть.
Она тяжело поворачивает голову к колыбели и смотрит на нее с улыбкой.
- Уходи, пожалуйста. Если мой муж тебя увидит — он сделает что-нибудь страшное. Я скрывала до последнего. Когда он узнал — пришел в ярость. Пожалуйста, уходи. Мы поговорим в следующий раз.
Следующего раза не было. Ничего больше не было.
Ее не стало в тот же вечер.
Ее мужа — через пару лет. Какой-то очень опасный и странный эксперимент.
На торжественную церемонию прощания в Готее привели ребенка. Хирако не знает, зачем. Он смотрит на него и не может отделаться от ощущения, что мучительно хочет оторвать от его лица взгляд — но не может.
Малыш румяный и очень сосредоточенный. Не по годам серьезный.
Он совершенно не похож на нее, ни в чем.
Разве что глаза у него такие же глубокие. Как ночное небо. Но в них горит что-то куда ярче фейерверков. Куда опаснее.
Когда Хирако наконец-то удается отвести взгляд, он чувствует, будто на плечи опустилась гранитная плита. Он сердито дергает головой — и щурится на солнце. Странно. Ему казалось, он уже и забыл, насколько ярко оно светит.
* * *
- И давно вы меня подозреваете, тайчо?
- С тех пор, как ты у матери в животе появился, - хрипит Шинджи.
Его рвёт омерзительной белой жижей, которая застывает костью в горле, блевотиной, собственной желчью и отчаянием. У него самый отвратительный в мире вкус.
Хирако скалится и прикрывает устало глаза. Невозможно смотреть.
Всё заливает ослепительный солнечный свет.
URL записиАвтор: Лейтенатор
Арт: Koganeiro
Пейринг: Хирако Шинджи\ОЖП, ОМП, Айзен Соуске
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Предупреждение: смерть персонажей
Саммари: "- И давно вы меня подозреваете, тайчо?
- С тех пор, как ты у матери в животе появился"
Количество слов: 1323
Написано на фест Зомби-Грибы
The Sun by *koganeiro on deviantART
читать текст
Когда он думает о ней, перед глазами стоит только солнце.
Оно заливает всё в памяти ослепительным светом. Хирако может разглядеть лишь какие-то обрывки, фрагменты той, прежней, яркой и тёплой жизни.
Высокая трава, нежная рука с таким тонким запястьем, что его можно переломить двумя пальцами. По крайне мере, он боится, что случайно это сделает.
Он всегда знал, что достаточно сильный, но рядом с ней он силен так, как никто иной в мире. Он сильнее всех, реяцу хлещет из него волной, закручивается сверкающим вихрем. Он хотел бы выдумать тысячу новых кидо, чтобы запускать их в воздух, как фейерверки. Чтобы она смотрела на них, а он — на ее освещенную золотистым светом улыбку.
Она вся словно из золота. Он бы поклонялся ей, как божеству на алтаре, но знает, что она рассмеется ему в лицо звонким переливчатым смехом, если он скажет ей об этом. У нее даже смех светится.
Он не умеет смеяться так — получается слишком грубо и громко. Но зато когда молчит, они похожи, словно брат и сестра. Они и росли вместе с детства, глядясь друг в друга, как в зеркало: мягкие светлые локоны, упрямые подбородки, тонкие брови, широкая улыбка. Только глаза у нее глубокие, тёмные, гораздо темнее, чем у Хирако. Он смотрел бы в них вечно, как в ночное небо. Эх, как бы он хотел расцветить его фейерверками. И почему он не умеет выдумывать новые кидо...
Её муж умеет.
Выдумывать кидо. И формулы. И препараты, которые кажутся вязкой тиной.
Он служит в двенадцатом — сосредоточенный, хмурый человек с высоким лбом и тёмными волосами. Она кажется рядом с ним маленькой золотистой птичкой. Цветком на ветке огромного дерева.
Её муж умеет выдумывать.
Иногда он делится своими выдумками с ней. После она приходит к Шинджи, молча берет его за руку и держит так час. Или два. Её муж может выдумать страшные вещи. Но она никогда о них не рассказывает.
Хирако мечтает всадить свой меч ему в горло и посмотреть, что он выдумает на этот раз.
В двенадцатом отряде всегда тихо. Всегда чисто. Стерильно чисто.
Когда вчерашний выпускник Академии Хирако Шинджи заходит туда, ему кажется, что он даже не в больнице. В морге. Здесь стоит такой запах, что ему хочется сблевать прямо на сверкающий пол лаборатории.
Капитан молча принимает из его рук послание от руководства, а затем отсылает небрежным жестом. Хирако хотел бы впиться зубами в эту руку, как пёс. Он бредет в свой отряд и напивается мертвецки.
Утром солнце всё так же восходит, но свет его нестерпимо жарок. До ожогов.
С каждым днем солнце становится всё злее.
Они больше не валяются на лугу, перебирая волосы друг друга и вплетая в них травинки и цветы. Он приходит к ней в дом, только когда муж задерживается в лаборатории. Сидит и мрачно цедит чай из треснувшей чашки с колокольчиком. Это его любимая. Она знает. Она всегда подает ему чай в ней.
- Я его убью, - говорит он и до белизны стискивает пальцы на тонком фарфоре. У чая вкус отчаяния. Мерзкий вкус.
Она вздрагивает и поднимает на него взгляд, смотрит — и на мгновение ему кажется, что он видит ее прежнюю: сердитую, живую, какой она была всего год назад.
- Глупый, - отвечает она тихо и качает головой. - Мальчишка.
- Ты старше меня всего на пять лет! - взвивается он, вскакивает, опрокидывая чайный столик. Чашки с жалобным звоном разбиваются вдребезги. - Я уже закончил Академию, я служу, у меня есть должность! Почему ты не дождалась меня? Почему не сказала мне? Почему, почему, ты же всё время была рядом, почему ты не сказала мне о нем?
- Так решили родители. Я просила их не делать этого. Я плакала. Я угрожала. Иного выхода не было. Ты был... мальчишка. Ты и сейчас еще мальчишка. Не кричи, пожалуйста, - она бледнеет и быстро прижимает руку ко рту.
Хирако мгновенно оказывается возле нее, хватает за плечи, но она выворачивается, стонет сквозь ладонь и выскакивает в сад.
Он стоит, прислонившись к стене, и смотрит, как ее долго, мучительно рвет. Потом отворачивается и уходит.
Солнце больше не ослепляет. Оно едва тлеет, и от него ни горячо, ни холодно.
Он приходит к ней через неделю, измученный яростью, обидой и бессонницей. Она лежит головой у него на коленях, улыбаясь блаженно и устало, а он осторожно гладит ее по волосам. По животу — не решается.
Ему кажется, что внутри нее зреет что-то страшное, отравленное. Она бледнеет с каждым днем, словно это что-то тянет из нее все силы и соки.
Еще через неделю он едва успевает поймать ее, заваливающуюся на бок медленно и страшно. И тогда она говорит ему это.
- Препараты. Он даёт мне препараты.
- Я его убью. Убью! - орет он нечеловеческим голосом.
- Он заботится обо мне. Он говорит, что я слишком слабая. Что вдвоем мы не выживем — или я, или малыш.
- Он травит тебя. Эта тварь тебя...
- Любит. Шинджи. Я прошу тебя. Пожалуйста. Пожалуйста...
Он осторожно укладывает ее на футон.
- Поклянись мне, что от этой отравы не будет вреда.
Она молчит. Хирако бьет кулаком в пол, до крови обдирая костяшки. Она осторожно разжимает его пальцы и целует их — нежно и долго. Как тогда. Давно. Шинджи хочется разреветься, словно ему пять лет и у него только что отобрали любимую игрушку.
Ту лошадку она забрала у мальчишек и вернула ему, утерев слезы широким рукавом, пахнущим чем-то сладким. Хирако закрывает глаза и понимает — больше она ничего не сумеет ему вернуть.
- Он говорит... говорит, это лабораторный образец. Это пойдет ребенку на пользу. Сделает его умным, сильным, красивым.
- Давно ты это принимаешь? Посмотри на себя — ты выглядишь, как будто годишься мне в матери. Ты страшная, как смерть. Твой муж проводит над тобой очередной эксперимент — в этом нет, черт его дери, ни заботы, ни любви. Я не верю, что лекарство тебе помогает. Твой муж врет. Ты мне врешь. Ты!
- Не сердись, пожалуйста. Я сделаю, как лучше.
- Я тебе не верю.
Она улыбается ему ласково. Он выдирает руку из ее пальцев и уходит.
В следующий раз им удается увидеться всего на пару минут. Ее мужа нет дома, а прислуге велено не пускать его под страхом смерти. Кажется, он ломает кому-то челюсть, пока пробирается в ее комнату с боем.
Он не смотрит на спящего в колыбели младенца. Он видит только ее — тонкую руку на смятой простыни, влажные волосы, в которых не осталось ни крупицы золота.
- Зачем ты не послушалась меня... Почему, ну почему, - хрипит он тихо и обреченно.
- Я послушалась, - она осторожно гладит его по волосам. Хирако поднимает на нее безумный взгляд. - Я тебя послушалась. Я перестала принимать эти таблетки. Ты прав. Пусть он вырастет таким, каким должен быть.
Она тяжело поворачивает голову к колыбели и смотрит на нее с улыбкой.
- Уходи, пожалуйста. Если мой муж тебя увидит — он сделает что-нибудь страшное. Я скрывала до последнего. Когда он узнал — пришел в ярость. Пожалуйста, уходи. Мы поговорим в следующий раз.
Следующего раза не было. Ничего больше не было.
Ее не стало в тот же вечер.
Ее мужа — через пару лет. Какой-то очень опасный и странный эксперимент.
На торжественную церемонию прощания в Готее привели ребенка. Хирако не знает, зачем. Он смотрит на него и не может отделаться от ощущения, что мучительно хочет оторвать от его лица взгляд — но не может.
Малыш румяный и очень сосредоточенный. Не по годам серьезный.
Он совершенно не похож на нее, ни в чем.
Разве что глаза у него такие же глубокие. Как ночное небо. Но в них горит что-то куда ярче фейерверков. Куда опаснее.
Когда Хирако наконец-то удается отвести взгляд, он чувствует, будто на плечи опустилась гранитная плита. Он сердито дергает головой — и щурится на солнце. Странно. Ему казалось, он уже и забыл, насколько ярко оно светит.
* * *
- И давно вы меня подозреваете, тайчо?
- С тех пор, как ты у матери в животе появился, - хрипит Шинджи.
Его рвёт омерзительной белой жижей, которая застывает костью в горле, блевотиной, собственной желчью и отчаянием. У него самый отвратительный в мире вкус.
Хирако скалится и прикрывает устало глаза. Невозможно смотреть.
Всё заливает ослепительный солнечный свет.